Разделы

ВОПРОСЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОДСУДНОСТИ ИСКОВ,
ЗАТРАГИВАЮЩИХ НЕДВИЖИМОЕ ИМУЩЕСТВО

Опубликовано в вестнике ВАС 22.09.03

В настоящее время в условиях быстроразвивающегося экономического взаимодействия разных стран количество экономических споров, пересекающих государственные границы, неуклонно увеличивается.

При этом, если одна из сторон, вступивших в спор, является иностранной по отношению к другой, всегда встает вопрос о том, суд какой страны должен рассматривать иск и принимать решение по существу.

В этой связи необходимо отметить появление в новых российских законах норм, способствующих сближению отечественного законодательства с правовыми нормами международных договоров, регулирующих вопросы подсудности исков из международных коммерческих сделок и уже длительное время применяемых европейскими судами. Это свидетельствует о том, что Россия движется в направлении создания эффективной правовой защиты экономической составляющей интеграции с наиболее развитыми государствами на уровне европейских стандартов. Повышение правовой определенности для европейских участников на российском рынке позволяет надеяться на получение должной защиты для российских лиц, ведущих свои дела за границей.

Так, например, в Арбитражном процессуальном кодексе Российской Федерации, принятом в 2002 году, есть новая для российского законодательства статья об исключительной юрисдикции российских судов, в частности по спорам, затрагивающим недвижимое имущество¹. Пунктом 2 статьи 248 АПК РФ к исключительной юрисдикции отнесены споры, предметом которых является недвижимое имущество и права на него, если такое имущество находится на территории Российской Федерации.

Названная статья, что представляется несомненным достоинством нового АПК РФ, в достаточной мере корреспондируется с положениями статьи 16 Брюссельской конвенции по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений в отношении гражданских и коммерческих споров – ведущего европейского международного соглашения, регулирующего вопросы подсудности².

Недвижимостью во всех странах традиционно считаются земля, строения, которые невозможно перемещать, и все, что прочно связано с землей (в некоторых национальных законодательствах существует детализированный перечень таких объектов, в других такой детализации нет). Сам термин “недвижимость” обязан своим возникновением именно этой физической особенности вещей. Однако практически ни одно государство не ограничило перечень недвижимого имущества только этими объектами. Так, французский Гражданский кодекс относит к недвижимому имуществу кроме земли и строений иные вещи, исходя из их назначения, то есть принадлежности к хозяйству, а также некоторые права. Гражданским кодексом Португалии к недвижимости отнесены и земельные участки, и принадлежности, то есть единое хозяйство. В России кроме традиционных объектов к недвижимости относятся воздушные и морские суда и космические объекты. В английском праве в отношении понятия недвижимости вовсе нет определенности с точки зрения континентального права.

Таким образом, несмотря на отсутствие у некоторых вещей признака неотделимости от земли, на данные объекты государством распространен особый правовой режим, объявленный для земли, то есть для части территории. Одной из его особенностей является исключительная юрисдикция судов государства местонахождения недвижимого имущества по спорам, объектом которых является недвижимость. Такой правовой режим на международном уровне распространен на вещи, определенные в национальных законодательствах как недвижимость, нормами пункта 1 статьи 16 Брюссельской конвенции.

Представляется полезным обсудить особенности, в связи с которыми юрисдикция по спорам о недвижимом имуществе объявляется в национальных законодательствах и международных договорах исключительной, и некоторые примеры из практики применения норм пункта 1 статьи 16 Брюссельской конвенции европейскими судами, поскольку маловероятно, что практика применения статьи 248 АПК РФ будет существенно отличаться от европейской. Кроме того, недвижимость фигурирует в огромном количестве экономических споров с участием иностранного элемента и статья 248 АПК РФ уже сейчас порождает вопросы, волнующие российских и зарубежных юристов. В частности, возникают дискуссии по вопросу о том, все ли споры, предметом которых является недвижимое имущество, находящееся на территории Российской Федерации, будут рассматриваться российскими судами на основании применения норм об исключительной юрисдикции. В связи с этим у участников экономического оборота возникают опасения в том, что будет велика вероятность излишнего расширения Россией юрисдикции своих судов, несправедливого ограничения воли сторон и непризнания множества иностранных судебных решений по причине неверно выбранного места рассмотрения спора.

В каждой стране существует своя судебная система, и установление государством юрисдикции своих судов – вопрос суверенитета. Суды наделяются полномочиями по разрешению споров, исходя из целесообразности, при этом принимаются в расчет интересы граждан и государства в целом. В национальных законодательствах наряду с правом выбора сторонами внутренних судов либо иностранных установлен также перечень условий, при наличии которых спор должен быть рассмотрен только внутри страны (исключительная юрисдикция).

Правило, согласно которому споры, затрагивающие права на недвижимость, рассматриваются в судах государства ее местонахождения, сложилось исторически. Оно основано на отождествлении земли и связанных с нею объектов с государственной территорией и на необходимости обеспечения ее правовой защиты на уровне охраны. О соблюдении суверенитета государства как основополагающей причине отнесения споров о недвижимости к компетенции судов ее месторасположения, в частности, говорил Т.М. Яблочков³. В пользу заинтересованности государств в контроле над правовым положением недвижимости, находящейся на их территории, свидетельствует то обстоятельство, что практически во всех государствах права на недвижимое имущество подлежат государственной регистрации, чем достигается возможность контролировать его правовое положение.

Некоторые ученые придерживаются мнения, что свобода выбора государством юрисдикции своих судов бесспорна, если нет международного договора, заключение которого также является свободным выбором государства⁴. Исходя из теории суверенитета государства такой подход несомненно оправдан. Однако при этом нельзя не учитывать принципы международного права, необходимость считаться с которыми диктует международная интеграция и которые при отсутствии международного договора бесспорно влияют на распределение юрисдикции между государствами.

Кроме охраны суверенитета государства, при решении вопроса об отнесении споров о недвижимом имуществе к компетенции суда государства его местонахождения в числе решающих следует отметить и такой фактор, как удобство ведения дела для суда. Ведь в задачи государственной власти входит также и обеспечение справедливого судопроизводства. Поэтому близость суда к объекту недвижимости способствует существенному уменьшению срока рассмотрения дела с учетом возможности оперативной проверки всех представленных доказательств, поскольку необходимость получения доказательств из-за границы и перевода иностранной документации отпадает.

К возникновению и прекращению прав на недвижимость применяется право государства ее местонахождения. В национальных законодательствах некоторые составляющие правового положения этой категории имущества могут существенно отличаться. Например, отличаться могут способы приобретения прав (существующий во многих странах такой способ приобретения прав, как давность владения, до недавнего времени не был известен в России), момент их возникновения. Так, в России право собственности возникает с момента фактической передачи вещи, а во Франции – с момента достижения согласия⁵. Несомненно, применять правовые категории своей страны суду предпочтительнее, что также можно рассматривать как обеспечение удобства судопроизводства.

Установление национальными законодательствами перечня условий, при которых компетенция судов государства объявляется исключительной, как уже отмечалось, – вопрос суверенитета. Однако стремление государства контролировать все правовые вопросы, затрагивающие недвижимость, находящуюся на его территории, может привести к неоправданному с точки зрения справедливого судебного процесса определению места рассмотрения спора. При этом ни одно государство не заинтересовано задействовать свои суды для урегулирования споров, решения по которым не будут исполнены в другой стране в связи с несогласием последней с выбором суда.

Цели справедливого распределения юрисдикции между судами различных государств служит международное сотрудничество в данной области, значение которого постоянно растет. В результате такого сотрудничества вырабатываются критерии, позволяющие определить, в каких случаях тот или иной спор разрешается в судах того или иного государства. Эти критерии находят закрепление в международных соглашениях, регулирующих подсудность. Основным таким соглашением является Брюссельская конвенция о юрисдикции и принудительном исполнении судебных решений по гражданским и торговым спорам 1968 года.

Вопросы юрисдикции по спорам, касающимся недвижимого имущества, урегулированы в пункте 1 статьи 16 Конвенции: в части 1 установлено, что исключительную юрисдикцию, независимо от домициля, в исках, объектом которых являются вещные права на недвижимое имущество или владение недвижимым имуществом, имеют суды того государства, в котором находится имущество.

Очевидно, что стороны, имеющие разную национальность и заключившие какое-либо соглашение, вправе самостоятельно определять, как будет разрешаться спор при возникновении между ними противоречий. Свобода воли сторон – фундаментальный принцип международного частного права, который признан во всем мире. Причины же, по которым происходит отступление от этого принципа, должны быть достаточно вескими и обоснованными. Отнесение споров о недвижимости в упомянутом международном соглашении к исключительной юрисдикции судов ее местонахождения – пример такого радикального ограничения воли сторон, которое установлено в целях обеспечения справедливого судебного процесса, недопущения возможности злоупотребления юрисдикцией в интересах одной из сторон. То есть в данном случае отступление от принципа свободы воли сторон продиктовано необходимостью соблюдения публичных интересов, направленных на защиту общества в целом.

Однако одно из самых на первый взгляд устоявшихся в международном гражданском процессе правил “недвижимость – суд местонахождения недвижимости” способно на практике порождать в ряде случаев некоторые сомнения в его безусловности.

В юридической литературе справедливо отмечается, что “при определении подходов к исключительной юрисдикции национальных судов законодательство многих стран вынуждено учитывать два противоположных явления: а) юрисдикция должна быть связана с местом возникновения материально-правового отношения; б) лицо всегда связано со своим домицилем или гражданством”⁶. Если стороны, вступившие в разногласия по поводу какого-либо недвижимого имущества, находятся в одном государстве, а объект спора в другом или и субъекты и объект находятся в разных государствах, то принцип рассмотрения дела по месту нахождения недвижимости может идти вразрез с интересами обеих сторон, не имея никакого отношения ни к их домицилю, ни к их гражданству. В данном случае имеет место лишь обеспечение публичных интересов государства местонахождения недвижимости.

В международной практике вопрос, подпадает ли иск под действие норм об исключительной юрисдикции, решается путем определения, является ли связь правоотношения с данной конкретной недвижимостью достаточно тесной для ограничения действия принципа автономии воли сторон. Принцип тесной связи в настоящее время можно считать одним из наиболее активных и влиятельных в международном частном праве (он нашел свое закрепление и в новых российских законах). Это объясняется прежде всего тем, что динамика развития и разнообразие составляющих международного коммерческого оборота, в том числе и с использованием современных средств связи, не дает возможности обеспечить должную правовую защиту путем закрепления всех вновь появляющихся нюансов в писаной норме.

Определяя, с каким государством наиболее тесно связано правоотношение с участием недвижимости, прежде всего необходимо проанализировать, какие права на недвижимость должны быть предметом спора, чтобы такой спор рассматривался на основе норм об исключительной юрисдикции.

Скажем, право собственности несомненно является тем правом, споры о котором должны рассматриваться в суде местонахождения недвижимости. Но есть ли достаточно веские основания отменять соглашение сторон о выборе применимого права при определении компетенции для рассмотрения исков, вытекающих, например, из краткосрочной аренды, касающейся недвижимого имущества?

Рассмотрев только некоторые аспекты проблемы определения юрисдикции споров, касающихся недвижимости, мы можем убедиться в ее масштабности.

Так, недвижимое имущество может выступать в роли обеспечения выполнения обязательств или оно может находиться в лизинге.

В случае залога недвижимости ее собственником до выполнения своих обязательств или до продажи заложенного имущества (при наличии соответствующего решения суда) является должник. При определении юрисдикции спора о неисполнении какой-либо стороной своих обязательств следует учитывать тот факт, что если свои обязательства не исполнил кредитор, то нет необходимости привязывать место рассмотрения такого спора к месту расположения недвижимости. Если же обязательства не исполнены должником, то, поскольку недвижимость находится в залоге и, возможно, будет продана для компенсации потерь кредитора, то есть права на нее перейдут к другому лицу, такой спор должен рассматриваться в стране местонахождения недвижимости, равно как и спор о законности проведения торгов по ее продаже.

Если недвижимость находится в лизинге, собственником такой недвижимости согласно международному и внутреннему законодательству является лизингодатель, однако права владения и распоряжения передаются лизингополучателю. При возникновении спора по поводу конкретной сделки лизинга недвижимого имущества опять же приходится решать вопрос о том, с каким правопорядком этот спор наиболее тесно связан. Ведь, как известно, лизинг является трехсторонним договором между поставщиком (продавцом недвижимости), лизингодателем (покупателем недвижимости) и лизингополучателем (фактическим владельцем недвижимости). Учитывая это обстоятельство, представляется целесообразным для единообразности выносимых судебных решений в сфере международного лизинга рассматривать возникающие споры по месту расположения недвижимости.

Мы видим, что выбор места рассмотрения должен быть оправдан с точки зрения определения связи правоотношения с правопорядком, обеспечения баланса интересов сторон и недопущения несправедливого ограничения воли сторон. В этом смысле нормы статьи 16 Брюссельской конвенции являются достаточно неэластичными.

Слабая попытка урегулировать проблему предпринята в части 2 пункта 1 статьи 16 Конвенции: компетентными объявляются суды государства, в котором домицилирован ответчик, в случае, если объектом спора является владение недвижимым имуществом для частного пользования сроком не более шести последовательных месяцев, и при условии, что собственник недвижимости и арендатор являются физическими лицами и домицилированы в одном и том же государстве. Это исключение охватывает лишь малую часть правоотношений, по которым все-таки оговаривается возможность предоставить сторонам выбор более удобного для них места рассмотрения. В остальных же случаях возможность применения или неприменения пункта 1 статьи 16 Брюссельской конвенции путем определения, является ли связь правоотношения с данной конкретной недвижимостью достаточной для применения указанной статьи, выносится на рассмотрение суда.

Таким образом, в каждом конкретном случае требуется определить предмет спора и в зависимости от этого решать вопрос о применении норм об исключительной юрисдикции. Как видно из европейской практики применения норм об исключительной юрисдикции, при определении, может ли суд государства местонахождения недвижимости быть признан единственно компетентным рассматривать спор о таком имуществе, прежде всего устанавливается, являются ли предметом иска вещные права. Если затрагиваются именно вещные права, то связь спора и месторасположения недвижимости считается достаточно тесной для признания суда государства, в котором недвижимость расположена, обладающим исключительной юрисдикцией в отношении данного спора. Однако переход вещных прав может произойти уже после рассмотрения иска, вытекающего из обязательственных правоотношений, например из договора купли-продажи. В этом случае местом рассмотрения такого иска также будет суд государства месторасположения недвижимости. Спор же о размере компенсации, например за просрочку выплаты выкупной цены, нет необходимости жестко привязывать к месту расположения недвижимости – иск будет рассмотрен по общим правилам подсудности.

В пункте 1 статьи 16 Брюссельской конвенции выделяются два предмета спора: право собственности и владение. И если, как говорилось выше, право собственности не порождает сомнений при определении, относить ли иск, предметом которого оно является, к исключительной юрисдикции, то владение требует отдельного рассмотрения. Здесь необходимо отметить, что существует такое мнение: если оспаривается абсолютное право, остается неясным вопрос о том, какое толкование этого понятия должно применяться судом – характерное для его национального права или аутентичное⁷.

Приведу лишь некоторые примеры. Ответчик, домицилированный в Германии, по мнению компании-посредника, предоставившей ему дом в Дании, нарушил права владельца недвижимости, домицилированного в Дании, оставив предоставленный ему на двухнедельный срок дом в ненадлежащем состоянии (повреждения коврового покрытия и общая запущенность дома)⁸. Иск был подан в немецкий суд, то есть по месту нахождения ответчика. Суду предстояло рассмотреть, применим ли в данном случае пункт 1 статьи 16 Брюссельской конвенции, то есть определить, компетентен ли рассматривать этот спор немецкий суд. Было установлено, что, несмотря на имевшую место краткосрочную аренду, часть 2 пункта 1 статьи 16 не должна быть применена, поскольку истец и ответчик домицилированы в разных государствах. Не должна быть применена и часть 1 пункта 1 статьи 16 Брюссельской конвенции, поскольку, преследуя интересы сторон, суд установил, что часть 1 пункта 1 статьи 16 не может трактоваться шире имеющейся формулировки, в результате чего стороны могут лишиться выбора места проведения разбирательства, а предмет спора (порча имущества), по мнению суда, не подпадал под понятие “владение” и, соответственно, под действие данной статьи. Однако при рассмотрении аналогичного дела Posler v. Rottwinkel⁹ суд постановил, что “иски о владении недвижимым имуществом включают в себя вопросы владения, ремонта и арендной платы”. Очевидно, что претензии к ответчику в первом случае подпадали под формулировку “ремонт”. Это толкование, если бы оно было применено в деле Dansommer, возложило бы исключительную юрисдикцию на суды Дании и совпадало бы со скрытой целью пункта 1 статьи 16, а именно: обеспечение близости к месту конфликта, что обуславливает удобство проверки заявленных фактов, экспертной оценки, проведение расследования и применение норм и правил государства, в котором недвижимость расположена.

Из приведенных примеров видно, что очевидной определенности при отнесении исков к исключительной юрисдикции нет и это обусловлено сложностью и многогранностью отношений, в которых участвует недвижимое имущество.

Суды отдельных государств, естественно, видят содержащиеся в соглашении правовые дефиниции в свете привычного для них национального права. Однако в силу международного характера рассматриваемого соглашения государствами преследуется цель единого толкования данных понятий для единообразного урегулирования проблемы признания судов разных стран компетентными в разрешении коммерческих споров с участием иностранного элемента. Для достижения этой цели был заключен Люксембургский протокол о толковании от 3 июня 1971 г. (далее – Протокол), в котором была установлена высшая компетенция Суда Европейских сообществ в части толкования Брюссельской конвенции¹⁰. Верховный суд государства – участника Конвенции имеет возможность, если это важно для вынесения решения, направить запрос о толковании в Суд Европейских сообществ. При этом необходимость использовать возможность обращения с таким запросом, а также обязанность в категорической форме соблюдать прецедентное право Суда Европейских сообществ в некоторых странах закреплены законодательно¹¹. Таким образом, провозгласив в преамбуле к Брюссельской конвенции цель – “усиление в рамках сообщества правовой защиты проживающих там лиц”, государства-участники будут стремиться для ее достижения к единообразному аутентичному толкованию положений и понятий Конвенции.

Суд Европейских сообществ, рассматривая запросы национальных судов о толковании Брюссельской конвенции в соответствии с Протоколом, при определении, является ли юрисдикция национального суда исключительной, руководствуется принципом тесной связи. Связь считается достаточно тесной, если иски непосредственно затрагивают вещные права на конкретную недвижимость, а не права, не являющиеся вещными и вытекающие из обязательств, которые могут быть связаны с любым другим объектом (посреднические услуги при предоставлении недвижимости, укомплектованность внутренними механизмами, обслуживание, не связанное с распоряжением, организация туристического бизнеса, размер арендной платы и др.).

При определении правил применения норм об исключительной юрисдикции в целях выработки единообразных подходов в решениях по аналогичным делам Суд Европейских сообществ призывает строго толковать данную статью, дабы избежать злоупотреблений в интересах одной из сторон, поскольку рассматриваемые положения статьи лишают стороны права выбора суда¹².

Показательным примером подхода Европейского Суда может служить известное решение по делу Hacker¹³. На взгляд суда, рассматривавшего спор, в котором истцом выступал арендатор дома, домицилированный в Германии, а ответчиком – домицилированная там же фирма, предоставившая истцу в аренду дом, имевший значительно меньшие размеры по сравнению с заявленными в рекламном проспекте ответчика, часть 1 пункта 1 статьи 16 Брюссельской конвенции не должна быть применена, так как контрактом, заключенным между истцом и ответчиком, предусматривалось оказание услуг по предоставлению недвижимости для отдыха на короткий промежуток времени. В данном споре не обсуждались вещные права на недвижимость и, по заключению суда, владение не являлось “главным” предметом спора.

На основе этих примеров можно определить основные проблемы, которые выделяются в Европе при применении рассматриваемой категории процессуальных норм, и пути их решения.

Небезосновательны предположения, что и статья 248 АПК РФ может порождать такие же проблемы при решении вопроса, является ли российский суд единственно компетентным для рассмотрения спора, затрагивающего недвижимое имущество, находящееся на территории России, поскольку в этой статье не указано, какие конкретно права оспариваются или утверждаются на основании этих норм. Очевидно также и то, что и в названной статье АПК РФ и в статье 16 Брюссельской конвенции невозможно зафиксировать все тонкости, сопровождающие отношения по поводу недвижимости, и, соответственно, полностью избежать проблем при определении юрисдикции в каждом конкретном случае. Так, в комментариях к новому АПК РФ отмечается, что споры всегда разрешаются по месту нахождения здания, сооружения, земельного участка, если они связаны с признанием права собственности на здания, сооружения, земельные участки, изъятием зданий, сооружений, земельных участков из чужого незаконного владения, устранением нарушений прав собственника, если это не связано с лишением владения¹⁴.

Как уже отмечалось ранее, в Европе подходы к определению исключительной юрисдикции формировались путем объединения совместных усилий государств не только при принятии норм международного законодательства, но и при реализации этих норм в национальных судах и Суде Европейских сообществ, о чем свидетельствует принятие Люксембургского протокола.

Выше рассматривались вопросы разрешения конфликтов, касающихся прежде всего земельных участков и строений, то есть объектов гражданских прав, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению было бы невозможно. Однако напомним, что к недвижимости в Российской Федерации относятся и подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, а также космические объекты (ст. 130 ГК РФ). Такие объекты могут менять свое место нахождения и без ущерба для их назначения. В связи с этим возникает вопрос о том, где должны рассматриваться споры, касающиеся такой недвижимости. Критерий места нахождения в данном случае не может применяться в качестве основного, поскольку, например, воздушное судно, обладающее национальностью одного государства, временно может находиться на территории другого. В таком случае в качестве определяющего фактора для отнесения спора к юрисдикции того или иного суда следует рассматривать тесную связь, а именно – национальность, то есть государство, где такая недвижимость зарегистрирована. К такому же выводу можно прийти, если исходить из международной практики установления статуса объекта, определяемого на основании внутренних норм (это положение закреплено нормами многих внутренних законодательств, например в германском праве)¹⁵.

В России в качестве определяющего фактора для отнесения спора к юрисдикции судов того или иного государства также рассматривается национальность, то есть государство, где такая недвижимость зарегистрирована (см. статьи 16, 17 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации, ст. 33 Воздушного кодекса Российской Федерации). Необходимо отметить, что в Брюссельской конвенции зафиксирован только один критерий – месторасположение, и если в национальном законодательстве недвижимостью признаются перемещающиеся вещи, юрисдикцию спора о правах на эти объекты определяют с точки зрения аналогии между государством месторасположения и государством регистрации (государством флага).

При этом сохраняет свою актуальность рассмотренная ранее проблема отнесения споров, затрагивающих такую недвижимость в числе недвижимости вообще, к исключительной юрисдикции исходя из вещного эффекта.

Принцип осуществления юрисдикции только судами государства национальности такой недвижимости закреплен и в некоторых международных соглашениях (например, в статье 8 Женевской конвенции об условиях регистрации судов 1987 года). Однако некоторые нормы международных соглашений позволяют говорить о том, что имеется возможность отступления от этого принципа. Так, Международная конвенция об унификации некоторых правил, касающихся ареста морских судов (1952 г.), объявляет компетентными суды государства, где судно было арестовано на основании требований, вытекающих из споров о праве собственности и других вещных правах, по рассмотрению таких споров по существу, если это предусмотрено внутренним законодательством государства, где судно арестовано. Российская Федерация является участницей этих соглашений. Однако при присоединении к Конвенции 1952 года была сделана оговорка, что правила данной Конвенции об аресте судов по требованиям, вытекающим из права собственности и других вещных прав, Россией применяться не будут¹⁶.

Следовательно, если российское воздушное или морское судно находится на территории другого государства, российский суд будет считать себя единственным компетентным судом по рассмотрению споров о правах на него. Вместе с тем за рубежом может действовать иное понимание, поэтому гарантировать адекватное отношение к такого рода недвижимости со стороны иностранных судов вряд ли возможно.

Так, к примеру, при рассмотрении иска ООО “Центр-Капитал” (Россия) к компании “Эйр Фойл ЛТД” (Великобритания) о признании за истцом права собственности на самолет и обязании ответчика передать его истцу, Арбитражный суд города Москвы не признал решения нидерландского суда. При этом суд исходил из того, что вопрос о праве собственности на данный самолет был решен судом в Нидерландах (где фактически находится воздушное судно), с нарушением правил об исключительной юрисдикции российских судов в отношении недвижимости. Самолет является недвижимостью по российскому законодательству и имел на момент рассмотрения дела российскую национальность (был зарегистрирован в реестре гражданских судов Российской Федерации).

Аналогичная проблема затронута и в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 10 июля 2001 г. по делу о признании недействительным исключения из российского реестра судна после ареста и последующей продажи его на основании решения корейского суда.

Таким образом, на установление исключительной юрисдикции кроме определения предмета спора влияет также распространение режима недвижимости на вещи, не являющиеся недвижимостью в физическом смысле. Поскольку статус объекта определяется по закону государства его местонахождения или регистрации, при определении места рассмотрения споров о недвижимости требуется учитывать, что недвижимость, являющаяся таковой на родине, может быть классифицирована в другом государстве как движимое имущество, в связи с чем происходит и изменение правового режима объекта.

В настоящее время в рамках международных конференций по международному частному праву (Гаага) ведется работа по разработке новой всемирной конвенции о юрисдикции и иностранных судебных решениях по гражданским и торговым спорам. В 1999 году был принят промежуточный вариант этой конвенции, отражающий текущие позиции стран, в том числе и в вопросе исключительной компетенции¹⁷. Согласно статье 12 проекта исключительной компетенцией наделяются суды государства по месту нахождения недвижимости, кроме случаев, когда речь идет о владении недвижимым имуществом, владелец которого имеет обычное место нахождения в другом государстве. Таким образом, споры, которые имеют своим предметом владение недвижимым имуществом, могут рассматриваться в суде государства, в котором домицилирован владелец. В этом варианте названной статьи опять же выделяются “абсолютное право” и “владение”. Иски, предметом которых является абсолютное право, всегда рассматриваются по месту нахождения недвижимости. Иски, предметом которых является владение, при условии, что владелец и недвижимость находятся в разных государствах, выводятся из области исключительной юрисдикции.

В проекте конвенции о юрисдикции и иностранных судебных решениях по гражданским и торговым спорам, разработанном Гаагскими конференциями по международному частному праву в 2002 году, сохранено данное положение о юрисдикции по вопросам, касающимся недвижимого имущества. Однако не достигнуто согласия о том, стоит ли ограничивать срок владения, при котором юрисдикция не является исключительной (предложено ограничить его шестью месяцами). Если сравнивать положения об исках, касающихся недвижимого имущества, содержащиеся в Брюссельской конвенции 1968 года и в упомянутых проектах новой конвенции, то можно говорить о некотором, хотя и незначительном, стремлении уменьшить перечень условий, при которых юрисдикция является исключительной, и, конечно, о сохранении основного принципа распределения юрисдикции по таким искам – место расположения недвижимости.

И, наконец, из предложенного в марте 2003 года проекта всемирной конвенции, регулирующей международную юрисдикцию, вообще исключены вопросы, касающиеся юрисдикции исков о праве собственности на недвижимое имущество. Таким образом, подтверждается бесспорность критерия местонахождения недвижимости по искам о праве собственности на недвижимость. Место же рассмотрения споров о других правах определяется с учетом толкования понятий внутренними законодательствами. Представляется, что после вступления в силу этой конвенции приоритетное значение при определении юрисдикции будет иметь тесная связь правоотношения с определенным правопорядком, поскольку только с введением этого принципа в практику можно сделать данную конвенцию действительно всемирной в силу существования национальных особенностей.

Нельзя не отметить также, что проблема определения фактически движимого имущества как недвижимого в указанных проектах не затронута. Подразумевается, что, несмотря на совпадение терминов, правовое положение такой недвижимости будет регулироваться другими международными соглашениями, учитывающими ее особенности.

Что касается участия Российской Федерации в международном разделении юрисдикции по спорам, касающимся недвижимого имущества, то присутствие в российском законодательстве принципов тесной связи и взаимности (статьи 1188 и 1189 ГК РФ) позволяет надеяться на успешное вовлечение российских судов в данный процесс. Иной путь, при котором излишнее узурпирование юрисдикции привело бы к конфликтам в международном пространстве и неисполнению решений российских судов за границей, прямо противоречит политике Российской Федерации.

М.П. ВИННИК

¹ Следует сказать, что АПК РФ 1995 года содержал норму об отнесении споров, предметом которых является право собственности на недвижимое имущество, к компетенции российских судов, однако юрисдикция не была объявлена исключительной.
² Положения Брюссельской конвенции и Луганской конвенции по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений в отношении гражданских и коммерческих споров практически идентичны (Брюссельская конвенция регулирует вопросы подсудности для государств – членов ЕС, Луганская конвенция включает в этот механизм страны, не являющиеся участниками Европейского союза), поэтому для удобства изложения автор ссылается только на статьи Брюссельской конвенции.
³ Яблочков Т.М. Курс международного гражданского процесса. Ярославль, 1909. С. 69.
⁴ См.: Шак Х. Международное гражданское процессуальное право. М.: БЕК, 2001. С. 88.
⁵ Статья 1583 французского Гражданского кодекса.
⁶ Нешатаева Т.Н. Международный гражданский процесс. М.: Дело, 2001. С. 113.
⁷ Jurisdiction of Courts and the Brussels Convention, Vivion Gill, The Irish Centre for European Law, 1989.
⁸ Case C-8/98 (2001) ILPr 410 (27 Januari 2000) (hereafter “Dansommer”).
⁹ Case 241/83 (1985) ECR 99.
¹⁰ Article 1 Protocol on the interpretation by the Court of Justice of the Convention of 27 September 1968 on jurisdiction and the enforcement of judgment in civil and commercial matters.
¹¹ См., напр., абзац первый статьи 102 Основного закона ФРГ; статью 3 Закона Великобритании о юрисдикции и судебных решениях 1982 года.
¹² Sanders v. Van Der Putte. Case 73/77 (1977) ECR 2383.
¹³ Case 280/90.
¹⁴ См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.Ф. Яковлева, М.К. Юкова. М., 2003.
¹⁵ Статья 45 Вводного закона к германскому Гражданскому уложению.
¹⁶ Федеральный закон от 06.01.99 № 13-ФЗ “О присоединении Российской Федерации к Международной конвенции об унификации некоторых правил, касающихся ареста морских судов”.
¹⁷ См.: Нешатаева Т.Н. Международный гражданский процесс. М.: Дело, 2001.